Экспертиза секретности

Приказ Министерства экономического развития РФ от 31 марта 2017 г. № 158 «Об установлении порядка подготовки заключений о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну”

В соответствии с частью 4 статьи 22 Федерального закона от 30 декабря 2015 г. № 431-ФЗ «О геодезии, картографии и пространственных данных и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (Собрание законодательства Российской Федерации, 2016, № 1, ст. 51; № 27, ст. 4294), постановлением Правительства Российской Федерации от 30 августа 2016 г. № 862 «О федеральном органе исполнительной власти, уполномоченном на установление порядка подготовки заключений о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну» (Собрание законодательства Российской Федерации, 2016, № 36, ст. 5416) приказываю:

Утвердить прилагаемый Порядок подготовки заключений о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну.

Зарегистрировано в Минюсте РФ 23 июня 2017 г.
Регистрационный № 47133

УТВЕРЖДЕН
приказом Минэкономразвития России
от 31.03.2017 г. № 158

Порядок
подготовки заключений о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну

1. Настоящий Порядок устанавливает правила подготовки заключений о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну.

2. Подготовка заключения о наличии в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну, осуществляется Федеральной службой государственной регистрации, кадастра и картографии (по запросам федеральных органов исполнительной власти Российской Федерации) и ее территориальными органами (по запросам территориальных органов федеральных органов исполнительной власти Российской Федерации, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, физических и юридических лиц) (далее — уполномоченный орган).

3. Экспертиза результатов геодезических и картографических работ на предмет наличия в них сведений, составляющих государственную тайну (далее — экспертиза), проводится на основании заявления, представленного субъектами геодезической и картографической деятельности (далее — заявитель) в уполномоченный орган, в форме документа на бумажном носителе, рекомендуемый образец которого приведен в приложении № 1 к настоящему Порядку.

К заявлению о проведении экспертизы результатов геодезических и картографических работ на наличие в них сведений, составляющих государственную тайну (далее — заявление) прилагаются копии результатов геодезических и картографических работ на бумажном или электронном носителе.

4. Уполномоченный орган в срок не более 40 календарных дней со дня поступления заявления направляет в адрес заявителя уведомление о наличии (отсутствии) в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну, рекомендуемый образец которого приведен в приложении № 2 к настоящему Порядку.

5. Экспертиза возлагается на экспертные комиссии, создаваемые уполномоченными органами.

6. Состав экспертной комиссии утверждается приказом руководителя уполномоченного органа. В состав экспертной комиссии должно входить не менее трех членов комиссии (далее — эксперты).

7. Эксперты назначаются из числа должностных лиц, осуществляющих федеральный государственный надзор в области геодезии и картографии, допущенных к работе со сведениями, составляющими государственную тайну, и сотрудников подразделения по защите государственной тайны.

8. При рассмотрении результатов геодезических и картографических работ, представленных на экспертизу, эксперты руководствуются Законом Российской Федерации от 21 июля 1993 г. № 5485-1 «О государственной тайне»*, разработанными в соответствии с ним нормативными правовыми актами Российской Федерации, настоящим Порядком.

9. Экспертная комиссия:

в течение трех рабочих дней с момента получения заявления запрашивает в федеральных органах исполнительной власти и организациях, указанных в пунктах 22 — 24 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. № 1203** (далее — заинтересованные федеральные органы исполнительной власти и организации), сведения, необходимые для проведения экспертизы результатов геодезических и картографических работ;

анализирует представленные на экспертизу результаты геодезических и картографических работ на предмет наличия в них сведений, подпадающих под действие перечня сведений, подлежащих засекречиванию, Министерства экономического развития Российской Федерации (далее — Перечень сведений, подлежащих засекречиванию, Минэкономразвития России);

на основании ответов, полученных от заинтересованных федеральных органов исполнительной власти и организаций, и проведенного анализа представленных на экспертизу результатов геодезических и картографических работ на предмет наличия в них сведений, подпадающих под действие Перечня сведений, подлежащих засекречиванию, Минэкономразвития России, подготавливает заключение о степени секретности сведений, содержащихся в результатах геодезических и картографических работ (далее — заключение), которое утверждается руководителем (заместителем руководителя, курирующего данное направление деятельности) уполномоченного органа.

10. Рекомендуемый образец заключения приведен в приложении № 3 к настоящему Порядку.

11. Заключение с прилагаемыми результатами геодезических и картографических работ хранится в уполномоченном органе.

12. В случае наличия в результатах геодезических и картографических работ сведений, составляющих государственную тайну, уполномоченный орган обязан принять меры по их засекречиванию, в том числе присвоению соответствующих грифов секретности их носителям.

* Собрание законодательства Российской Федерации, 1997, № 41, ст. 8220 — 8235, 4673; 2003, № 27, ст. 2700; № 46, ст. 4449; 2004, № 27, ст. 2711; № 35, ст. 3607; 2007, № 49, ст. 6055, 6079; 2009, № 29, ст. 3617; 2010, № 47, ст. 6033; 2011, № 30, ст. 4590, 4596; № 46, ст. 6407; 2013, № 51, ст. 6697; 2015, № 10, ст. 1393.

** Собрание законодательства Российской Федерации, 1995, № 49, ст. 4775; 1998, № 5, ст. 561; 2001, № 24, ст. 2418; № 38, ст. 3724; 2002, № 22, ст. 2074; 2005, № 10, ст. 807; 2006, № 8, ст. 892; 2007, № 53, ст. 6550; 2008, № 15, ст. 1525; № 18, ст. 2007, 2008; № 31, ст. 3702; № 37, ст. 4182; 2009, № 21, ст. 2547; № 24, ст. 2919; № 40, ст. 4684; 2010, № 50, ст. 6655; 2011, № 24, ст. 3414; № 39, ст. 5456; 2013, № 12, ст. 1248; № 39, ст. 4967; 2014, № 21, ст. 2685; № 26, ст. 3525; № 36, ст. 4825; № 40, ст. 5412; 2015, № 22, ст. 3206; 2016, № 9, ст. 1252; № 42, ст. 5917; № 48, ст. 6749; № 49, ст. 6883.

Приложение № 1
к Порядку подготовки заключений
о наличии в результатах геодезических
и картографических работ сведений,
составляющих государственную тайну,
утвержденному
приказом Минэкономразвития России
от 31.03.2017 г. № 158

www.garant.ru

Экспертиза секретности документов и сведений

Экспертиза секретности документов и сведений

Защита шла по всем направлениям предъявленного мне обвинения. И поэтому, несмотря на отсутствие каких-либо доказательств передачи мною документов и сведений, в суде оспаривалась и их секретность.

После того, как в ходе судебных заседаний были сделаны новые переводы корейских документов, защита и я многократно ходатайствовали о проведении новой экспертизы степени секретности. Мы исходили не только из того, что новые переводы при всей их предвзятости выявили серьезные искажения в списке сведений, полученных какой-то корейской организацией, но и из того, что сама экспертиза, проведенная на предварительном следствии, была порочна.

Следствие запросило и получило из МИДа официальный перечень секретных и совершенно секретных документов, к которым я имел доступ с марта 1994 года по июль 1998 года, т. е. за весь период моей работы в центральном аппарате после возвращения из Сеула. В нем содержалось 132 секретных и 27 совершенно секретных документа. Ни один из них следствие не смогло инкриминировать мне как переданный Чо Сон У. В то же время документы, якобы переданные мною южнокорейской разведке и которые были признаны экспертизой секретными, в официальном перечне МИДа не содержались.

Читайте так же: Правила покера пять карт

Следствие также запросило и получило из МИДа документы, которые впоследствии экспертизой были признаны секретными. Все они поступили в Следственное управление открытой, а не секретной почтой, не имели грифов секретности и даже учетных номеров не то что секретной, но и обычной канцелярии, то есть в МИДе они секретными не считались. При этом отправителем документов, подписавшим сопроводительное письмо, был директор Департамента безопасности МИДа, курирующий в министерстве вопросы соблюдения режима секретности.

Все это, разумеется, не устраивало обвинение. И дело должна была поправить соответствующим образом организованная экспертиза.

Секретность большинства документов обосновывается в первую очередь ведомственным перечнем сведений, подлежащих засекречиванию в МИД РФ от 5 августа 1996 года. Он никогда и нигде не публиковался и не представлялся на государственную регистрацию в Министерство юстиции.

Секретность еще одного сведения относительно комплекса радиотехнической разведки «Рамона» экспертиза ГРУ ГШ обосновала в том числе и приказами по Министерству обороны с грифом «секретно» от 9 сентября 1993 года и 1 июля 1996 года, с которыми я, разумеется, не мог быть знаком и которые не могли быть и не были опубликованы. Это те же приказы, которыми в свое время безуспешно пытались обосновать секретность сведений, разглашенных экологом Александром Никитиным. К тому же один из этих приказов от 1996 года был издан уже после даты инкриминируемой мне передачи сведений.

Вместе с тем, в соответствии с Конституцией, перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом. Согласно статье 15 части 3 Конституции РФ, нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения. А постановление Конституционного суда от 20 декабря 1995 г. совершенно четко говорит о том, что «уголовная ответственность за выдачу государственной тайны правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе. Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном правовом акте, что вытекает из статьи 15 части 3 Конституции РФ».

Таким образом, не нужно быть квалифицированным юристом, чтобы понять изначальную неправомерность экспертиз. То, что так поступили сотрудники МИДа, не вызывает удивления, так как в составе экспертной группы не было ни одного юриста. Их подбирали по совсем другим признакам, благо штатное расписание министерства это позволяет. Но то, что они не были самостоятельны, и у них был соответствующий куратор — очевидно. Так, например, они вдруг подвергли экспертизе сведение, которое отсутствовало в постановлении о назначении экспертизы. Наивно было бы думать, что они сделали это по собственной инициативе.

И вообще, в составе экспертов нет юристов, но есть юридическое обоснование экспертизы, устроившее следствие и все суды. Можно быть абсолютно уверенным, что никто из них в жизни не слышал, а уж тем более не читал, все те законы и нормативные акты, на которые они ссылаются и которыми с легкостью оперируют.

Ни одна из экспертиз не ответила на вопрос о том, какой конкретно ущерб нанесен или мог быть нанесен стране разглашением сведений. А если нет конкретного ущерба, то о каком преступлении может идти речь? Общий вывод судьи Комаровой в приговоре о том, что разглашение сведений создало «возможность посягательства на состояние защищенности жизненно важных интересов государства — конституционного строя, суверенитета и территориальной неприкосновенности РФ от внешних угроз» также не конкретен. Более того, это порочит Республику Корею и оскорбительно для России. Неужели можно всерьез полагать, что, разузнав какие-то сведения о российско-северокорейских отношениях, Южная Корея получила возможность изменить наш конституционный строй и оттяпать у нас часть территории?

Эксперт ГРУ ГШ во время выступления в самом первом суде, в попытке хоть как-то обозначить ущерб, сделал парадоксальный вывод о том, что разглашение сведений о прекращении действия комплекса «Рамона» привело к тому, что «Россия потеряла возможность контроля за авиацией Японии, США и других стран АТР» — как будто бы речь идет о возникшем препятствии для размещения средства разведки. Если нашей стране был действительно нанесен ущерб, о котором говорил эксперт, то любому здравомыслящему человеку понятно, что ответственность за это должен нести тот, кто допустил ликвидацию «Рамоны».

Эксперт МИДа вообще ничего не смог сказать в том же самом суде по этому поводу кроме общих слов, а в результате умелых вопросов к нему со стороны Гервиса опроверг свои же собственные выводы о секретности документов, которые мне инкриминировались как переданные. Поэтому и того, и другого в последующие процессы уже не вызывали.

Эксперты были ориентированы на поиск источников сведений исключительно в мидовских документах, полностью игнорируя публикации по тем же вопросам в СМИ и научной литературе. Тем самым они представили дело так, как будто в открытой печати вообще ничего не публиковалось по российско-северокорейским отношениям и эти вопросы не обсуждались в ходе консультаций с другими странами, в первую очередь с Южной Кореей. Одновременно с ходатайством о проведении повторной экспертизы к делу были приложены десятки публикаций, свидетельствующие об обратном.

В составе экспертов был единственный специалист-кореист, включенный, кстати, по моему ходатайству, который знал существо вопроса и мог бы дать пояснения суду относительно того, что открыто обсуждается в печати и беседах по корейской проблематике, — старший советник Павел Яковлев. Но по странному стечению обстоятельств накануне суда он был жестоко избит неизвестными в своем подъезде в Крылатском и вскоре умер.

Смерть Павла, инсульт и затем смерть начальника корейского отдела Амана Иргебаева, с которыми я был знаком около 30-ти лет и практически одновременно начинал работу в МИДе, уж как-то удивительно по времени совпали с моим делом, более того, с началом суда, на котором они должны были выступить в качестве свидетелей.

А Павел, например, мог бы многое рассказать. В частности то, что он однажды уже рассказывал одной нашей общей знакомой. Как оказалось, в процессе общения следователь показывал ему листки бумаги, на которых ФСБ предлагалось обратить на меня внимание. Иначе говоря, донос, в котором он узнал руку одного из сослуживцев.

Взаимосвязь этих двух смертей с событиями вокруг меня увидел и бывший директор Первого департамента Азии, а ныне посол в Австралии Леонид Моисеев. По его словам, «арест Валентина Моисеева для нашего департамента — колоссальный удар, от которого мы до сих пор не можем оправиться. Один наш сотрудник, узнав об этом аресте, слег с инсультом… Умер старший советник и хороший кореист — это тоже последствие тех событий».[34]

Хотя можно привести примеры публикаций практически по всем сведениям, признанным секретными, приведу наиболее характерный, связанный с завершением функционирования в КНДР комплекса радиотехнической разведки «Рамона», поскольку с ним связана и откровенная фальсификация.

Согласно приговору, эти секретные данные я передал осенью 1997 года, и они содержались в так называемой стабильной справке отдела Кореи Первого департамента Азии МИД о военном сотрудничестве между Россией и КНДР. Суду свидетели неоднократно разъясняли, что в подобные справки не вносятся секретные сведения, поскольку они предназначены для широкого пользования, их материал используется в том числе и для бесед с иностранцами. В связи с этим читаем в документальной повести «Ким Чен Ир», изданной в Южной Корее в 1997 году, а через год в Казахстане на русском языке, в разделе о советско-северокорейском военном сотрудничестве: «В Ансане провинции Хванхэ оборудовали «базу разведки Рамона» для сбора развединформации об американской армии, дислоцированной на Окинаве».[35] Как очевидно, здесь не только отражен факт существования «Рамоны» в КНДР, но и указано ее местонахождение и цели установки. В МИДе, кстати, никаких подробностей относительно «Рамоны» известно не было.

Читайте так же: Госпошлина за надзорную жалобу в вас рф

О прекращении функционирования комплекса радиотехнической разведки сообщала газета «Владивосток» еще 5 июня 1996 года: «Вопрос о срочной ликвидации на территории КНДР военного объекта, на котором северокорейские и российские военные специалисты в течение восьми лет осуществляли совместную работу в интересах обоих государств, поставила северокорейская военная делегация, находящаяся в Москве… Этот военный объект был одним из важных элементов в системе обеспечения безопасности КНДР и России… В Пхеньяне все же решили объект закрыть, как утверждают северокорейцы, по политическим соображениям».

Северокорейцы, разумеется, знали, что южанам и американцам давно известно о существовании «Рамоны» на их территории, и в рамках политики, которую они проводили в то время, не хотели дополнительного источника раздражения в их отношениях с Сеулом и Вашингтоном. Говорить о секретности комплекса «Рамона» после распада Варшавского договора вообще не приходится, поскольку ее производитель и поставщик — Чехословакия, распалась на два государства, оба из которых стремились и вступили в НАТО.

Поскольку передача мною справки о военном сотрудничестве России с КНДР не имеет объективных подтверждений и является чистым вымыслом, то обвинение в передаче сведений о прекращении функционирования «Рамоны» для весомости было столь же бездоказательно продублировано при помощи так называемого постановления, содержавшего эти сведения и поступившего в МИД из посольства России в КНДР. Все-таки военная разведка — это не забота о перелетных птичках.

Характерно, что в данном случае источник якобы разглашенных мною сведений был определен самим следствием, а не экспертизой, хотя в деле не имеется никаких сведений о том, в результате каких следственных действий оно пришло к этому выводу и, самое главное, как это постановление попало в распоряжение следствия. Но это не единственная загадка в связи с ним, ответ на которую, правда, лежит на поверхности.

В этом постановлении по серьезному вопросу межгосударственных отношений не указано, какой орган его принял, кто подписал, когда и какой у него номер. Может ли быть такое? Ведь даже дворник ЖЭКа, уходя в отпуск, может сказать, на основании номера какого приказа он отдыхает, и кто и когда подписал этот приказ. А здесь дело посерьезнее. Кроме того, вопросами внешней политики и военного сотрудничества занимается президент, а он не издает постановлений. Не бывает и так, чтобы посольство информировало МИД о решении, принятом в Центре. О таких вещах наоборот, Центр информирует посольство, тем более что ни одно решение по межгосударственным отношениям не принимается без визы МИДа, и кто бы ни готовил это постановление, он не мог без нее обойтись.

Я хорошо помню это постановление, когда оно в ноябре-декабре 1996 года действительно пришло из посольства в департамент, именно в силу того, что оно вызвало недоумение и своей анонимностью, и тем, что мы получили его из Пхеньяна. МИД постоянно имеет дело с подобного рода документами, и в них всегда указано ведомство, которому поручено выполнять принятое государственное решение. В этом же постановлении не было и этого. Только что назначенный в Пхеньян посол В. И. Денисов в сопроводительном письме, которое и было секретным в отличие от самого постановления, просил нас в том числе разобраться, кто принял это решение и кто его исполнитель. Но это оказалось невозможно. Ни одно ведомство, которое могло иметь к этому отношение, не было в курсе постановления, и, посовещавшись с директором департамента Е. В. Афанасьевым, мы его просто списали в дело. В ФСБ мы, к сожалению, позвонить не догадались.

Интересно, что разглашение содержащихся в постановлении сведений, по данным следствия и суда, чудесным образом произошло в июне 1996 года, т. е. за полгода до его поступления в МИД и моего с ним ознакомления.

Чем бы ни руководствовались изготовившие это постановление и запустившие его в МИД столь необычным путем, но в любом случае в конечном счете они сами себя высекли. Как очевидно, они не знали, что неопубликование актов федеральных органов исполнительной власти, содержащих сведения, составляющие государственную тайну, стало возможным только в результате указов Президента РФ № 490 от 16 мая 1997 года и № 963 от 13 мая 1998 года. До этого времени все акты федеральных органов исполнительной власти должны были публиковаться и в силу этого не могли содержать государственную тайну и быть секретными (Указ Президента РФ № 104 от 21 ноября 1993 года).

Таинственное постановление неизвестного органа исполнительной власти было принято не позже 1996 года, коль скоро сведения из него были разглашены, как указывается в приговоре, уже в 1996 году. Таким образом, оно по определению не могло быть секретным и содержать гостайну.

Еще раз повторю, что произведенную следствием экспертизу степени секретности никак нельзя назвать не только объективной, но и вообще законной. На это обратил внимание и Верховный суд, отменяя первый приговор и возвращая дело на повторное рассмотрение в Мосгорсуд. В его Определении, подчеркивается, что до принятия 6 октября 1997 года Закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации „О государственной тайне“» в России отсутствовал «соответствующий требованиям Конституции РФ перечень сведений, составляющих государственную тайну». Попросту говоря, со дня принятия Конституции 12 декабря 1993 года и до принятия этого закона в стране вообще отсутствовала правовая база для признания каких-то сведений секретными. Конституция, принятая через четыре месяца после закона о гостайне, сделала его нелегитимным. Существовавший на этот счет в течение почти четырех лет правовой вакуум — общепризнанный факт.

Для его устранения собственно и были внесены поправки в закон. В пояснительной записке к проекту федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации „О государственной тайне“», подготовленной председателем подкомитета Госдумы по законодательству в сфере информационной безопасности Комитета по безопасности В. Н. Лопатиным, прямо говорится, что «настоящий законопроект призван устранить несоответствие между законом РФ „О государственной тайне“ (№ 5485-1 от 21 июля 1993 г.) и Конституцией РФ. Ранее в статье 5 Закона РФ „О государственной тайне“ определялись лишь общие сведения, которые могли быть отнесены к государственной тайне, а сам перечень был утвержден Указом Президента РФ от 30 ноября 1995 г. № 1203, хотя в соответствии с частью 4 статьи 29 Конституции РФ «перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом».

В данной ситуации ни одно подобное уголовное дело не могло быть доведено до конца, что порождало неоднократные обращения Генеральной прокуратуры РФ о необходимости устранения противоречий в законодательстве. Решением Конституционного суда РФ от 27 марта 1996 года Федеральному собранию РФ было предложено «внести необходимые уточнения в действующее законодательство».

Читайте так же: Сайт органов опеки в уфе

Для устранения несоответствия между Конституцией РФ и Законом в данном законопроекте введено понятие «перечень сведений, составляющих государственную тайну», переименована статья 5 действующего закона, а после сравнительного анализа содержания этой статьи Закона и Перечня сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне, утвержденного Указом Президента РФ, внесены необходимые изменения и уточнения в содержание статьи 5 Закона».

В своем выступлении на заседании Госдумы 18 июля 1996 года Лопатин подчеркнул, что внесенные дополнения и изменения в закон «О государственной тайне» служат «гарантией защиты прав гражданина и человека».[36]

В связи с существовавшей ситуацией в области законодательства о гостайне, говорится далее в Определении Верховного суда, «подлежит оценке и правильность выводов, содержащихся в заключениях экспертиз по определению степени секретности переданных Моисеевым сведений. Принимая во внимание, что объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 275 УК РФ, составляют указанные в ней действия лишь со сведениями, являющимися государственной тайной, суду необходимо было установить, какие из указанных в обвинительном заключении сведений и документов, переданных Моисеевым, могут быть отнесены, в соответствии с требованиями действовавшего на тот момент закона, к государственной тайне». Верховный суд признал, таким образом, незаконными обвинения в передаче «иных сведений», не содержащих государственную тайну.

В соответствии с законом, рекомендации вышестоящего суда, рассмотревшего кассационную жалобу, обязательны для нижестоящего. Но они не были выполнены, поскольку тогда пришлось бы руководствоваться законом о гостайне от октября 1997 года, а он не только не имеет обратной силы, но и передача каких-то сведений после этой даты мне не инкриминировалась. Суд отклонил все ходатайства о проведении повторной экспертизы степени секретности документов и сведений. В результате, в отличие от других «подобных уголовных дел», которые, как говорится в Пояснительной записке, «не могли быть доведены до конца», мое дело закончилось обвинением, а «права гражданина и человека» — забыты.

Отказался суд и приобщить к делу документы, сведения из которых я якобы разгласил, в том числе и упоминавшееся выше постановление. Это было важно, для того, чтобы сопоставить даты моего ознакомления с документами, если я их действительно читал, с датами инкриминируемого разглашения, уж не говоря о том, что суд сам бы мог убедиться, что представляет собой постановление.

Как, например, я мог разгласить сведения о российском предложении начать закрытые переговоры в области военного сотрудничества в августе 1994 года в Москве, если это предложение, как предполагается, было сделано лишь в ходе переговоров, состоявшихся в сентябре в Пхеньяне? Или передать проект договора о дружбе и сотрудничестве между КНДР и РФ в сентябре 1996 года, если он поступил в департамент только 30 сентября и в лучшем случае мог дойти до меня как до начальника отдела через неделю? И я, и мои адвокаты не раз пытались убедить суд, что документы могли бы объективно подтвердить наши слова, но этого-то меньше всего нужно было суду. Он вообще не выяснял, передал — не передал, секретно — несекретно, хотя, казалось бы, в этом и была его основная задача, написав в приговоре, что я «сообщил все те сведения, которые были установлены предварительным следствием».

Что касается постановления о ликвидации комплекса «Рамона», то оно было в деле, когда я с ним знакомился после следствия. У меня в записях есть даже ссылка на том и лист, где оно находилось. Но тогда дело было не сброшюровано, страницы были проставлены карандашом, и при окончательном оформлении дела перед отправкой в суд постановление загадочно исчезло. В этом и смысл того, что дело при ознакомлении дается читать в «сыром виде», чтобы потом его можно было подчистить.

Я пытался уже после освобождения официально узнать в МИДе, когда все же оно поступило в Центр из Пхеньяна. Но получил ответ за подписью директора Первого департамента Азии Е. В. Афанасьева, что даже эта информация является секретной. Мои бывшие коллеги в очередной раз не захотели помочь мне.

public.wikireading.ru

КАК НЕ СЕСТЬ НА НАРЫ ЗА СТАТЬЮ

Как опубликовать статью в зарубежном журнале и остаться на свободе?

Вообще, с Шеломовым-Эпштейном стало трудно спорить: «Ты ему цитату, он тебе — ссылку; ты ему книгу, он тебе — статью, ты ему — вывод, а он тебе — заключение, ты ему публикацию про педофилов, а он тебе — полоний»…

29 мая 2015 года вступил в силу Указ Президента РФ N 273 ʻʻО внесении изменений в перечень сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденный Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. N 1203ʼʼ. После вступления данного документа в силу, засекречены данные о потерях личного состава в ходе спецопераций. Дополнен перечень сведений, отнесенных к гостайне. В частности, засекречены данные о потерях личного состава в период проведения спецопераций. Кроме того, к гостайне отнесены сведения о подготовке и использовании ресурсов ведомственных сетей связи в интересах обеспечения обороны, безопасности государства; данные, раскрывающие организацию, силы, средства или методы обеспечения безопасности специальных объектов. Уточнены госорганы и организации, уполномоченные распоряжаться отдельными засекреченными данными. Указ вступил в силу со дня его подписания.

Что означает эта очередная инициатива «кровавой гэбни» для российских ученых? Еще с осени 2015 года многочисленные научные сотрудники НИИ и профессорско-преподавательский состав вузов сообщали о необходимости согласовывать любые зарубежные научные публикации с экспертными комиссиями. В Московском государственном университете экспертные комиссии из числа сотрудников проводят экспертизу научной новизны всех работ — от статей до докладов — особенно на иностранных языках — о возможности их опубликования в зарубежных изданиях.

В разных провинциальных российских университетах и НИИ эта незаконная практика вводилась в разное время и у нее нет единообразного порядка оформления акта экспертизы. Особенно причудливо истерия секретности отразилась в провинциальных вузах, где подобное требование стали предъявлять даже для социо-гуманитарных исследований. Представленный ниже документ, подписанный первым проректором Тихоокеанского государственного университета (ТОГУ) Сергеем Шалобановым, обязывает университетское руководство учитывать при расчете эффективности вузовских преподавателей только те публикации, которые прошли проверку на предмет отсутствия в них «государственной тайны» и были допущены к «открытому опубликованию».

Следует также помнить читателям о том, что с ноября 2012 года в Уголовный кодекс РФ введено расширенное понятие «Разглашение государственной тайны» (ст. 283 УК РФ в ред. Федерального закона от 12.11.2012 N 190-ФЗ): «Разглашение сведений, составляющих государственную тайну (статья 5 Закона РФ от 21.07.1993 N 5485-1 «О государственной тайне», указ Президента РФ от 30.11.1995 N 1203 «Об утверждении Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне»), лицом, которому она была доверена или стала известна по службе, работе, учебе или в иных случаях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, если эти сведения стали достоянием других лиц, при отсутствии признаков преступлений, предусмотренных статьями 275 («Государственная измена») и 276 («Шпионаж») настоящего Кодекса».

Режим секретности в советских НИИ и университетах в прошлом не только способствовал тому, что изобретения многочисленных отечественных ученых были «положены под сукно» всевозможными комиссиями и кураторами от КГБ, чью роль, по слухам, уже стали выполнять в некоторых провинциальных вузах сотрудники ФСБ. Российская наука в целом отставала от зарубежной на десятки лет. Ученые и общество превратились в дикарей, с которыми «белый человек» с Запада решил не церемониться, и которому «недочеловеки» никогда в истории ничего не смогли противопоставить…

phdru.com