Достоевский или право имею
«Тварь ли я дрожащая, или право имею?» (по роману «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского
В разработанном плане убийства Раскольников не предвидел именно того, что между теоретическим решением и практическим осуществлением часто лежит бездна, что кажущееся в теории столь легким и даже наполняющее самодовольством и гордостью в действительности обнаруживает неожиданный, грозный и зловещий смысл.
Он предвидел многое в задуманном плане и представлял себе почти все внешние его следствия, но не мог предвидеть внутреннего самочувствия как в момент пролития крови, удара топором по черепу старухи, так и в последующие дни и ночи. Раскольников, как теоретик и как индивидуалист, считался только с самим собой, со своими интеллектуальными целями, между тем как готовился идти и свершить насилие, отнять жизнь у другого.
В основе своей ошибочность теории Раскольникова сводится к тому, что он нравственным законам вообще и заповеди «не убий» в частности приписывал чисто внешнее значение, которое должно быть внешним же образом обязательно для одних и от признания которого могут быть освобождены избранные. Потому-то он, готовясь к убийству, все время мысленно обдумывает лишь свои логические положения, но не останавливается сознательно на сущности самого момента убийства. И лишь смутно что-то в нем протестует против принятого решения, и он чувствует тоску и отвращение при мысли о необходимости совершить убийство.
И после совершения преступления, когда он тщетно силится разобраться в своих ощущениях, он полагает, что все дело просто в том, что у него не хватило сил «преступить» нормы, посметь. «Я ведь только вошь убил, Соня, — говорит он Соне Мармеладовой, — бесполезную, гадкую, зловредную». «Это человек-то вошь?» — восклицает Соня, и этим подчеркивает свое особое, глубоко религиозное отношение к человеческой жизни. Для Сони Мармеладовой нравственные законы, заповеди жизни вложены глубоко в основу души человеческой, и никто, какой бы высоты ни достиг человек, не может преступить эти заповеди и законы без того, чтобы не изуродовать свою жизнь, не совершить страшного насилия над своей же душой.
Что касается самого Раскольникова, то он до конца романа, до заключительных строк эпилога, не понимает этого религиозного отношения Сони к жизни. Но автор показывает, как в непосредственной жизни Раскольникова обнаруживается нарушение им основных законов человеческой жизни; теории Раскольникова, допускающей убийство для немногих, автор противопоставляет стихийную логику жизни, не рациональную, как у Раскольникова, а иррациональную, подчиняющую себе всецело молодого теоретика и разбивающую вдребезги все его положения, казавшиеся ему столь твердо установленными и ненарушимыми. Состояние полного душевного расстройства, в которое впал Раскольников после убийства, полной потери всех своих жизненных утверждений, мучительное и страшное состояние, показало, как бессильна личная человеческая логика, когда она идет вразрез с общими жизненными основами.
Вся противоестественность, весь ужас для человека в таком деянии, как убийство, художником освещены не в поучении, а в яркой изобразительности самого момента убийства. Ступив на ложный путь, доверившись отвлеченной теории, Раскольников должен сразу попасть в хаос, в котором теряет возможность руководить событиями и управлять собственной волей. Становится ясно, что Раскольников совершает насилие не только над другими, но и над самим собой, над своей душой и совестью. Если бы Раскольников в дни, когда он только размышлял об относительности понятий добра и зла, представил яркую картину этого убийства, если бы он мог увидеть себя с топором в руке, услышать треск черепа старухи под его топором, увидеть лужу крови, представить себя самого приближающегося с тем же окровавленным топором к Лизавете, по-детски отстраняющей его в слепом ужасе руками, — если бы он мог пережить и перечувствовать все это, а не обдумывать только теоретические решения, нет сомнения, он бы увидел, что такой ценой никаких благ купить нельзя. Он бы понял, что средства цели не оправдывают.
Двойное убийство, совершенное Раскольниковым, как-то разрушает все его жизненные устои. Им овладевают полная растерянность, смятение, бессилие и тоска. Он не может преодолеть, пересилить страшных впечатлений убийства: они его преследуют, как кошмар. В своей теории Раскольников полагал, что именно после убийства и грабежа он начнет осуществлять планы новой жизни; между тем именно самый кошмар убийства наполнил всю его последующую жизнь тоской и смятением.
В ночь после убийства Раскольников делается безвольной игрушкой ужаса и душевного расстройства. Он с лихорадочной торопливостью мечется по комнате, старается сосредоточиться, обдумать свое положение и не может, ловит и теряет нити мыслей, засовывает украденные вещи за обои и не видит, что они торчат оттуда. Им овладевают галлюцинации, он бредит и не может отличить действительности от безумных представлений. В дальнейшем он продолжает ощущать непредвиденные последствия случившегося, предусмотреть которых он не мог. Так, он чувствует полное разобщение со всем миром и с самыми близкими людьми. Он носит маску в общении с любимой матерью и сестрой, замыкается в свое угрюмое одиночество. И хотя он теоретически оправдывает свое преступление и винит себя только за слабость воли и малодушие, но в то же время бессознательно чувствует, что пролитая им кровь делает невозможным прежнее простое и душевное общение с любимыми людьми. Таким образом, автор обнаруживает, что нарушение вечных, свойственных душе человеческой, законов влечет за собой наказание не извне, а изнутри. Раскольников сам казнит себя тоскливым разобщением с людьми, и смутным сознанием, что жизнь его искалечена, разбита. Он решает, что все дело в его слабости, в том, что он наделен дряблой и бессильной натурой. Он приходит к сознанию того, что он спасовал перед своим принципом, оказался ниже его. «Я себя убил, а не старушонку»,-говорит он и выражает ту же мысль в другом месте: «Старушонка — вздор. я не человека убил, я принцип убил!»
В дальнейшем автор рисует своего героя в состоянии внутреннего расстройства и душевной борьбы. Он не находит никаких прежних интересов жизни, не может больше отдаваться ни труду, ни развлечениям. Он борется между двумя решениями: собственным прежним, говорящим ему о праве сильных, и Сони, призывающей его к покаянию и искуплению. Но личные черты, которые показывает в своем герое автор, объясняют медленный процесс душевного перерождения Раскольникова, которое совершилось в нем под влиянием Сони Мармеладовой.
biblioman.org
«Тварь дрожащая или право имею?» (по роману Ф. М. Достоевского «Преступление-и наказание»)
Школьное сочинение
Я себя убил, а не старушонку.
Ф. М. Достоевский
Ф. М. Достоевский — величайший русский писатель, непревзойденный художник-реалист, анатом человеческой души, страстный поборник идей гуманизма и справедливости. Его романы отличаются пристальным интересом к интеллектуальной жизни героев, раскрытием сложного и противоречивого сознания человека.
Основные произведения Достоевского появились в печати в последней трети XIX века, когда обозначился кризис старых морально-этических принципов, когда стал очевидным разрыв между стремительно изменяющейся жизнью и традиционными нормами жизни. Именно в последней трети XIX века в обществе заговорили о «переоценке всех ценностей», об изменении норм традиционной христианской морали и нравственности. А в начале двадцатого века это стало практически основным вопросом в среде творческой интеллигенции. Достоевский одним из первых увидел опасность грядущей переоценки и сопутствующего ей «расчеловечивания человека». Он первым показал ту «бесовщину», которая изначально крылась в подобных попытках. Именно этому посвящены все его основные произведения и, конечно же, один из центральных романов — «Преступление и наказание».
Этот роман Ф. М. Достоевский опубликовал в 1866 году. Это произведение, посвященное истории того, как долго и трудно шла через страдания и ошибки мечущаяся человеческая душа к постижению истины.
Раскольников — духовный и композиционный центр романа. Внешнее действие лишь обнаруживает его внутреннюю борьбу. Он должен пройти через мучительнее раздвоение, чтобы понять себя и нравственный закон, нерасторжимо связанный с человеческой сущностью. Герой разгадывает загадку собственной личности и вместе с тем загадку человеческой природы.
Родион Романович Раскольников — главный герой романа — в недалеком прошлом студент, оставивший университет по идейным соображениям. Несмотря на привлекательную внешность, «он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу». Раскольников живет в крайней нищете, снимая в одном из петербургских домов каморку, похожую на гроб. Однако он мало уделяет внимания обстоятельствам жизни, так как увлечен собственной теорией и поиском доказательств ее справедливости.
Разочаровавшись в общественных способах изменения окружающей жизни, он решает, что воздействие на жизнь возможно при помощи насилия, а для этого человек, вознамерившийся сделать что-то для общего блага, не должен быть связан никакими нормами и запретами. Пытаясь помогать обездоленным, Родион приходит к осознанию собственного бессилия перед лицом мирового зла. В отчаянии он решается «преступить» нравственный закон — убить из любви к человечеству, совершить зло ради добра.
Читайте так же: Продажа алкоголя закон иркутская
Раскольников ищет могущества не из тщеславия, а чтобы помочь людям, погибающим в нищете и бесправии. Однако рядом с этой идеей существует другая — «наполеоновская», которая постепенно выходит на первый план, оттесняя первую. Раскольников делит человечество на «. два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово». Второй разряд, меньшинство, рожден властвовать и повелевать, первый — «жить в послушании и быть послушными».
Главным для него становятся свобода и власть, которую он может употреблять, как ему заблагорассудится —на добро или на зло. Он признается Соне, что убил, потому что хотел узнать: «имею ли я право власть иметь?» Он хочет понять: «вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли переступить или не смогу? Тварь ли я дрожащая или право имею?» Это самопроверка сильной личности, пробующей свою силу. Обе идеи владеют душой героя, раскрывают его сознание.
Отъединившись от всех и замкнувшись в своем углу, Раскольников вынашивает мысль об убийстве. Окружающий мир и люди перестают быть для него подлинной реальностью. Однако «безобразная мечта», которую он лелеял в течение месяца, вызывает у него отвращение. Раскольников не верит в то, что может совершить убийство, и презирает себя за отвлеченность и неспособность к практическому действию. Он идет к старухе-процентщице для пробы — место осмотреть и примериться. Он думает о насилии, а душа его корчится под бременем мирового страдания, протестуя против жестокости.
Несостоятельность теории Раскольникова начинает обнаруживаться уже во время совершения преступления. Жизнь не может уместиться в логическую схему, и хорошо рассчитанный сценарий Раскольникова нарушается: в самый неподходящий момент появляется Лизавета, и ему приходится убить ее (а также, вероятно, ее еще не родившегося ребенка).
После убийства старухи и ее сестры Лизаветы Раскольников переживает глубочайшее душевное потрясение. Преступление ставит его «по ту сторону добра и зла», отделяет его от человечества, окружает ледяной пустыней. Мрачное «ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались в душе его». У Раскольникова горячка, он близок к помешательству и даже хочет покончить с собой. Родион пытается молиться, и сам над собой смеется. Смех сменяется отчаянием. Достоевский акцентирует мотив отчужденности героя от людей: они кажутся ему гадкими и вызывают «. бесконечное, почти физическое отвращение». Даже с самыми близкими он не может говорить, чувствуя непреодолимую границу, «лежащую» между ними.
Путь преступления для Раскольникова (а по Достоевскому, ни для кого из людей) неприемлем (недаром Достоевский сравнивает преступление Раскольникова со смертью, а дальнейшее его воскресение происходит именем Христа). То человеческое, что было в Раскольникове (содержал почти год на свои средства больного товарища-студента, спас из огня двоих детей, помогал, отдавая последние деньги на похороны, вдове Мармеладова), способствует скорейшему воскрешению героя (слова Порфирия Петровича о том, что Раскольников «недолго себя морочил»). Воскрешает Родиона к новой жизни Соня Мармеладова. Теории Раскольникова противопоставляется христианская идея искупления своих и чужих грехов страданиями (образы Сони, Дуни, Миколки). Именно когда для Раскольникова открывается мир христианских духовных ценностей (через любовь к Соне), он окончательно воскресает к жизни.
Устав от «теории» и «диалектики», Раскольников начинает осознавать ценность обычной жизни: «Как бы ни жить — только жить! Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет». Он, желавший жить «необыкновенным человеком», достойным подлинной жизни, готов смириться с простым и примитивным существованием. Его гордость сокрушена: нет, он не Наполеон, с которым постоянно соотносит себя, он всего лишь «эстетическая вошь». У него вместо Тулона и Египта — «тощенькая гаденькая регистраторша», однако ему и того достаточно, чтобы впасть в отчаяние. Раскольников сокрушается, что ведь должен был заранее знать про себя, про свою слабость, прежде чем идти «кровавиться». Он не в силах нести тяжесть преступления и признается в нем Сонечке. Потом идет в участок и признается.
Своим преступлением Раскольников вычеркнул самого себя из разряда людей, стал отверженным, изгоем. «Я не старуху убил, я себя убил», — признается он Соне Мармеладовой. Эта оторванность от людей мешает Рас-кольникову жить.
Идея героя о праве сильного на преступление оказалась абсурдной. Жизнь победила теорию. Недаром Гете говорил в Фаусте: «Теория, мой друг, сера. Но вечно зелено дерево жизни».
По Достоевскому, никакая высокая цель не может оправдать негодных средств, ведущих к ее достижению. Индивидуалистический бунт против порядков окружающей жизни обречен на поражение. Только сострадание, христианское сочувствие и единение с другими людьми могут сделать жизнь лучше и счастливее.
www.ukrlib.com.ua
Достоевский по-английски
Чтение книг — один из самых эффективных способов изучать иностранный язык (а перечитывание — отличный способ зафиксировать прогресс). Однако по началу это может быть трудно. В этом случае вы можете попробовать читать что-то хорошо знакомое из русского языка и переведенное на английский. Русская классика прекрасно для этого подходит. За границей Толстого и Достоевского ценят чуть ли не сильнее, чем в России, поэтому найти хороший перевод совсем не сложно.
Вот небольшой пример из Преступления и наказания (Crime and Punishment), по которому вы можете понять как это работает и чем может быть вам полезно:
Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и их всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… Я это все теперь знаю… Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…
А вот его перевод:
I simply did it; I did the murder for myself, for myself alone, and whether I became a benefactor to others, or spent my life like a spider catching men in my web and sucking the life out of men, I couldn’t have cared at that moment…. And it was not the money I wanted, Sonia, when I did it. It was not so much the money I wanted, but something else…. I know it all now…. Understand me! Perhaps I should never have committed a murder again. I wanted to find out something else; it was something else led me on. I wanted to find out then and quickly whether I was a louse like everybody else or a man. Whether I can step over barriers or not, whether I dare stoop to pick up or not, whether I am a trembling creature or whether I have the right. ”
Прочитайте его внимательно. Обратите внимание на то, как переводчик пытается передать чисто русские выражения, что опускает, что добавляет, какие конструкции использует.
Вот что бросилось в глаза мне:
I couldn’t have cared at that moment…
в ту минуту, все равно должно было быть!
Обратите внимание на то, какая ситуация в английском передается с помощью времени Past Perfect I simply did it; when I did it;
Я просто убил; когда убил
Обратите внимание, что в английском при повторении основной глагол часто заменяется на to do it was not the money I wanted
не столько деньги нужны были
Запомните эту конструкцию: It is something (that) I + verb, она очень часто используется Perhaps I should never have committed a murder again.
может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства.
Обратите внимание на то, как типичный для Достоевского деепричастный оборот переводится сложной грамматической кострукцией should + have + done something a trembling creature
тварь дрожащая
Перевод совсем буквальный, to tremble — дрожать, creature — образовано от to create (творить), то есть в точности тоже что и тварь
Если вам понравился такой формат публикаций, пожалуйста, поставьте отметку «Мне нравится». Если наберется приличное количество отметок, то я буду продолжать. Отрывок про Аннушку и масло из Мастера и Маргариты, мне кажется, отлично подойдет в качестве основы для следующей публикации.
zen.yandex.ru
Преступление и наказание в романе Ф. М. Достоевского
Преступление и наказание в романе Ф. М. Достоевского
Преступление Раскольникова началось не с убийства, а закончилось не признанием в полицейской конторе. Началось оно за год до совершения убийства ростовщицы — со статьи в газете, где Раскольников изложил свою жизненную позицию. Суть философии Раскольникова состояла в том, что он разделил людей на «обыкновенных» и «необыкновенных». «Обыкновенные» — это те, кто, невзирая на все жизненные невзгоды — нищету, унижение, — остаются покорными и безответными. «Необыкновенные» люди преступают все законы нравственности и становятся вершителями человеческих судеб. Раскольников задавал себе вопросы: «Вошь ли я, как все, или человек?», «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Своим преступлением он решил доказать себе и всем людям, что он не «вошь» и не «тварь дрожащая». Жизнь Родиона Раскольникова привела его к подобным размышлениям и выводам. Жизнь в абсолютной нищете, невозможность продолжать учебу, ^вынужденное существование на скудные средства матери, униженное положение сестры — все эти обстоятельства камнем легли на душу молодого человека и вызвали напряженную работу мысли. Сидя в трактире, он подслушал разговор между студентом и офицером о старухе-ростовщице. Он узнал «точно такие же мысли», что «наклевывались в его голове» («Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика!»).
Читайте так же: Как красиво оформить презентацию о себе
Далее последовал расчет — убить ростовщицу! Раскольников убедил себя, что задуманное им не является преступлением. До совершения убийства Расколышкову казалось, что он хорошо обдумал и точно рассчитал все возможные обстоятельства. Но реальная жизнь оказалась гораздо сложнее, чем его отвлеченные, «книжные» мечты. Вместо одной старухи процентщицы Раскольников был вынужден убить и ее младшую сестру — кроткую, забитую и бессловесную Лизавету, которая неожиданно вернулась домой и застала его на месте преступления. После убийства Раскольников случайно попал в полицию, где навлек на себя подозрение в совершении преступления. Началась его долгая и мучительная борьба со следователем Порфирием Петровичем. Раскольников пытался сбить следователя с. толку, но в результате происходящей в нем внутренней борьбы и беспокойства сам способствовал своему разоблачению.
Раскольников ошибся не только в предположении, что все обстоятельства преступления могугбытьвзвешеныипросчитаны. Еще больше он ошибся в самом себе, думая, что преступление не повлияет на его отношение к жизни и окружающим людям. Раскольников считал, что он ответствен за свои действия только перед самим собой и что суд других для него безразличен. Однако человек иногда даже не предполагает, до какой степени он связан с окружающим миром, с обществом, в котором живет. Поэтому после убийства ростовщицы Раскольников все больше ощущал мучительное чувство «разомкнутости и разъединенности с человечеством». Самые близкие люди — мать и сестра — стали для него почти чужими и бесконечно далекими. Постепенно Раскольников начал осознавать, что своим преступлением он поставил себя вне нравственных законов, По которым должны жить все люди. Он думал убить ненавистную ему, отвратительную и бесполезную старуху-ростовщицу, сосущую кровь бедняков, а «убил себя». Собственный суд, тот ад, что поселился в его душе, — вот наказание, которое его настигло и которого он не ожидал. Философия Раскольникова и его преступление привели его тому, что он как будто стал единомышленником Лужина, Свидригайлова, ростовщицы Алены Ивановны и всех тех «подлецов», против которых он восстал. Совесть, мучающая Раскольникова после убийства старухи-процентщицы, — то великое начало, которое объединяет его с человечеством. Оно живет в душе героя и не дает ему спокойно пожинать плоды своего преступления.
Крах выстраданной философии оказался таким мучительным, а нравственная пытка столь нестерпимой, что ни суд, ни каторга не стали более тяжелым наказанием.
Если бы Раскольников был другим человеком, способным лгать самому себе, не произошло бы и нравственного роста юноши. Совершив ошибку и осознав ее до конца, Раскольников не согнулся под тяжестью своей вины. Он нашел силы для возрождения. Гибель его мрачной и бесчеловечной «идеи» стала началом возрождения живого и человеческого начала его личности.
Перелом наступил тогда, когда он отказался от своих убеждений и принял убеждения Сони. И тут началась «новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью».
www.yaklass.ru
Главные цитаты Достоевского
«Красота спасет мир», «Если Бога нет, то все позволено», «Тварь ли я дрожащая или право имею»: разбираем истории самых расхожих фраз писателя и героев его произведений
«Красота спасет мир»
«Правда, князь [Мышкин], что вы раз говорили, что мир спасет „красота“? Господа, — закричал он [Ипполит] громко всем, — князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал… Вы ревностный христианин? Коля говорит, вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».
Фразу о красоте, которая спасет мир, произносит второстепенный персонаж — чахоточный юноша Ипполит. Он спрашивает, действительно ли так говорил князь Мышкин, и, не получив ответа, начинает развивать этот тезис. А вот главный герой романа в таких формулировках не рассуждает про красоту и только однажды уточняет про Настасью Филипповну, добра ли она: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»
В контексте «Идиота» принято говорить в первую очередь о силе внутренней красоты — именно так толковать эту фразу предлагал сам писатель. Во время работы над романом он писал поэту и цензору Аполлону Майкову, что поставил себе целью создать идеальный образ «вполне прекрасного человека», имея в виду князя Мышкина. При этом в черновиках романа есть следующая запись: «Мир красотой спасется. Два образчика красоты», — после чего автор рассуждает о красоте Настасьи Филипповны. Для Достоевского поэтому важно оценить спасительную силу как внутренней, духовной красоты человека, так и его внешности. В сюжете «Идиота», однако, мы находим отрицательный ответ: красота Настасьи Филипповны, как и чистота князя Мышкина, не делает жизнь других персонажей лучше и не предотвращает трагедию.
Позже, в романе «Братья Карамазовы», герои снова заговорят о силе красоты. Брат Митя уже не сомневается в ее спасительной силе: он знает и чувствует, что красота способна сделать мир лучше. Но в его же понимании она обладает и разрушительной силой. А мучиться герой будет из-за того, что не понимает, где именно пролегла граница между добром и злом.
«Тварь ли я дрожащая или право имею»
«И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… Я это все теперь знаю… Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»
Впервые Раскольников заговаривает про «дрожащую тварь» после встречи с мещанином, который называет его «убивцем». Герой пугается и погружается в рассуждения о том, как бы на его месте отреагировал какой-нибудь «Наполеон» — представитель высшего человеческого «разряда», который спокойно может пойти на преступление ради своей цели или прихоти: «Прав, прав „пророк“, когда ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Повинуйся, дрожащая тварь, и — не желай, потому — не твое это дело. » Этот образ Раскольников, скорее всего, позаимствовал из пушкинского стихотворения «Подражания Корану», где вольно изложена 93-я сура:
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
В оригинальном тексте суры адресатами проповеди должны стать не «твари», а люди, которым следует рассказывать о тех благах, которыми может одарить Аллах «Посему не притесняй сироту! И не гони просящего! И возвещай о милости своего Господа» (Коран 93:9–11). . Раскольников осознанно смешивает образ из «Подражаний Корану» и эпизоды из биографии Наполеона. Конечно, не пророк Магомет, а французский полководец ставил «поперек улицы хорошую батарею». Так он подавил восстание роялистов в 1795 году. Для Раскольникова они оба великие люди, и каждый из них, по его мнению, имел право любыми способами достигать свои цели. Все, что делал Наполеон, мог претворить в жизнь Магомет и любой другой представитель высшего «разряда».
Последнее упоминание «дрожащей твари» в «Преступлении и наказании» — тот самый проклятый вопрос Раскольникова «Тварь ли я дрожащая или право имею…». Эту фразу он произносит в конце долгого объяснения с Соней Мармеладовой, наконец не оправдываясь благородными порывами и тяжелыми обстоятельствами, а прямо заявляя, что убил он для себя, чтобы понять, к какому «разряду» относится. Так заканчивается его последний монолог; через сотни и тысячи слов он наконец-то дошел до самой сути. Значимость этой фразе придает не только хлесткая формулировка, но и то, что дальше происходит с героем. После этого Раскольников уже не произносит длинных речей: Досто евский оставляет ему только короткие реплики. О внутренних переживаниях Раскольникова, которые в итоге приведут его с признанием на Сенную площадь и в полицейский участок, читатели будут узнавать из объяснений автора. Сам же герой больше ни о чем не расскажет — ведь он уже задал главный вопрос.
«Свету ли провалиться, или мне чаю не пить»
«…На деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить. Знала ль ты это, или нет? Ну, а я вот знаю, что я мерзавец, подлец, себялюбец, лентяй».
Читайте так же: Закон спб о газонах
Это часть монолога безымянного героя «Записок из подполья», который он произносит перед проституткой, неожиданно пришедшей к нему домой. Фраза про чай звучит в качестве доказательства ничтожности и эгоистичности подпольного человека. Эти слова имеют любопытный исторический контекст. Чай как мерило достатка впервые появляется у Достоевского в «Бедных людях». Вот как рассказывает о своем материальном положении герой романа Макар Девушкин:
«А моя квартира стоит мне семь рублей ассигнациями, да стол пять целковых: вот двадцать четыре с полтиною, а прежде ровно тридцать платил, зато во многом себе отказывал; чай пивал не всегда, а теперь вот и на чай и на сахар выгадал. Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно; здесь всё народ достаточный, так и стыдно».
Похожие переживания испытывал в юности и сам Достоевский. В 1839 году он писал из Петербурга отцу в деревню:
«Что же; не пив чаю, не умрешь с голода! Проживу как-нибудь! Лагерная жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений требует по крайней мере 40 р. денег. В эту сумму я не включаю таких потребностей, как, например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды. Когда вы мокнете в сырую погоду под дождем в полотняной палатке, или в такую погоду, придя с ученья усталый, озябший, без чаю можно заболеть; что со мной случилось прошлого года на походе. Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю».
Чай в царской России был действительно дорогостоящим продуктом. Его везли напрямую из Китая по единственному сухопутному маршруту, и путь этот занимал около года. Из-за расходов на транспортировку, а также огромных пошлин чай в Центральной России стоил в несколько раз дороже, чем в Европе. Согласно «Ведомостям Санкт-Петербургской городской полиции», в 1845 году в магазине китайских чаев купца Пискарева цены на фунт (0,45 килограмма) продукта составляли от 5 до 6,5 рубля ассигнациями, а стоимость зеленого чая доходила до 50 рублей. В это же время за 6–7 рублей можно было купить фунт первосортной говядины. В 1850 году «Отечественные записки» писали, что годовое потребление чая в России составляет 8 миллионов фунтов — правда, рассчитать, сколько приходится на одного человека, нельзя, так как этот товар был популярен в основном в городах и среди людей высшего сословия.
«Если Бога нет, то все позволено»
«…Он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».
Самые важные слова у Достоевского обычно произносят не главные герои. Так, о теории разделения человечества на два разряда в «Преступлении и наказании» первым говорит Порфирий Петрович, а уже потом Раскольников; вопросом о спасительной силе красоты в «Идиоте» задается Ипполит, а родственник Карамазовых Петр Александрович Миусов замечает, что Бог и обещанное им спасение — единственный гарант соблюдения людьми нравственных законов. Миусов при этом ссылается на брата Ивана, и уже потом другие персонажи обсуждают эту провокационную теорию, рассуждая о том, мог ли Карамазов ее выдумать. Брат Митя считает ее интересной, семинарист Ракитин — подлой, кроткий Алеша — ложной. Но фразу «Если Бога нет, то все позволено» в романе никто не произносит. Эту «цитату» позже сконструируют из разных реплик литературные критики и читатели.
За пять лет до публикации «Братьев Карамазовых» Достоевский уже пытался фантазировать о том, что будет делать человечество без Бога. Герой романа «Подросток» (1875) Андрей Петрович Версилов утверждал, что явное доказательство отсутствия высшей силы и невозможности бессмертия, наоборот, заставит людей сильнее любить и ценить друг друга, потому что больше любить некого. Эта незаметно проскользнувшая реплика в следующем романе вырастает в теорию, а та, в свою очередь, — в испытание на практике. Измученный богоборческими идеями брат Иван поступается нравственными законами и допускает убийство отца. Не выдержав последствий, он практически сходит с ума. Позволив себе все, Иван не перестает верить в Бога — его теория не работает, потому что даже сам себе он не смог ее доказать.
«Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?»
«16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?
Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек».
Маша, или Мария Дмитриевна, в девичестве Констант, а по первому мужу Исаева, — первая жена Достоевского. Они поженились в 1857 году в сибирском городе Кузнецке, а потом переехали в Центральную Россию. 15 апреля 1864 года Мария Дмитриевна умерла от чахотки. В последние годы супруги жили отдельно и мало общались. Мария Дмитриевна — во Владимире, а Федор Михайлович — в Петербурге. Он был поглощен изданием журналов, где среди прочего публиковал тексты своей любовницы — начинающей писательницы Аполлинарии Сусловой. Болезнь и смерть супруги сильно поразили его. Спустя несколько часов после ее смерти Достоевский зафиксировал в записной книжке свои мысли о любви, браке и целях развития человечества. Вкратце суть их такова. Идеал, к которому нужно стремиться, — это Христос, единственный, кто смог пожертвовать собой ради других. Человек же эгоистичен и не способен возлюбить ближнего своего как самого себя. И тем не менее рай на земле возможен: при должной духовной работе каждое новое поколение будет лучше предыдущего. Достигнув же высшей ступени развития, люди откажутся от браков, потому что они противоречат идеалу Христа. Семейный союз — эгоистическое обособление пары, а в мире, где люди готовы отказываться от своих личных интересов ради других, это не нужно и невозможно. А кроме того, раз идеальное состояние человечества будет достигнуто лишь на последней стадии развития, можно будет перестать размножаться.
«Маша лежит на столе…» — интимная дневниковая запись, а не продуманный писательский манифест. Но именно в этом тексте намечены идеи, которые потом Достоевский будет развивать в своих романах. Эгоистичная привязанность человека к своему «я» найдет отражение в индивидуалистической теории Раскольникова, а недостижимость идеала — в князе Мышкине, называвшегося в черновиках «князь Христос», как пример самопожертвования и смирения.
«Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш»
«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; она выработала себе единство и готовилась закрепить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. И не для захвата, не для насилия это единение, не для уничтожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдохнуть после их бесчисленных вековых страданий… Само собою и для этой же цели, Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш…»
В 1875–1876 годах российскую и иностранную прессу наводнили идеи о захвате Константинополя. В это время на территории Порты Оттоманская Порта, или Порта, — другое название Османской империи. одно за другим вспыхивали восстания славянских народов, которые турецкие власти жестоко подавляли. Дело шло к войне. Все ждали, что Россия выступит в защиту балканских государств: ей предсказывали победу, а Османской империи — распад. И, конечно, всех волновал вопрос о том, кому в этом случае достанется древняя византийская столица. Обсуждались разные варианты: что Константинополь станет международным городом, что его займут греки или что он будет частью Российской империи. Последний вариант совсем не устраивал Европу, зато очень нравился российским консерваторам, которые видели в этом в первую очередь политическую выгоду.
Волновали эти вопросы и Достоевского. Вступив в полемику, он сразу обвинил всех участников спора в неправоте. В «Дневнике писателя» с лета 1876 года и до весны 1877-го он то и дело возвращается к Восточному вопросу. В отличие от консерваторов, он считал, что Россия искренне хочет защитить единоверцев, освободить их от гнета мусульман и поэтому, как православная держава, имеет исключительное право на Константинополь. «Мы, Россия, действительно необходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его», — пишет Достоевский в «Дневнике» за март 1877 года. Писатель был убежден в особой христианской миссии России. Еще раньше он развивал эту мысль в «Бесах». Один из героев этого романа, Шатов, был убежден, что русский народ — это народ-богоносец. Той же идее будет посвящена и знаменитая Пушкинская речь, опубликованная в «Дневнике писателя» в 1880 году.
arzamas.academy